top of page
Эссе #5. Книжки для мальчишки [984]

(здесь будут два литературных спойлера, карефул)

 


Я со всеми своими друзьями спорю по поводу концовки "Мартина Идена", которую просто ненавижу.

Произведение ведь шикарное, классическая интерпретация американской мечты! Человек поднялся в высшее общество с самого дна, раскрыл в себе литературный талант, и все ради высокой и чистой любви. Но вот уже два с половиной года я уверен, что концовка романа полностью обесценила этот путь.

В финале он выпилился. Выяснилось, что любовь всей жизни — корыстная буржуазная фифа, что весь мир — слепцы, так поздно увидевшие его талант, Мартину стали претить деньги, он начал ими швыряться, потом решил уехать на остров в Тихом океане, но по дороге спрыгнул с парохода в воду. Разочарование в жизни — решение с ней покончить. Все понятно.

Но вот как раз это меня всегда бесило! Почему человек, которому хватило внутренней силы полностью изменить свою жизнь и завоевать весь мир, вдруг поднял кверху лапки, когда выяснилось, что все вокруг врут и притворяются? Неужели он и так этого не понимал? Если долго и упорно лезешь на самую вершину яблони за одним спелым яблочком, а когда наконец долез, оно падает на землю и разбивается, неужели ты прыгнешь вслед за ним?

Этих аргументов никогда не хватало. Все оппоненты повторяли одно и то же — нет, нельзя. Он сделал все, что мог, и спрятаться в тропическом раю — не вариант. Только смерть.

И тут спор становился каким-то депрессивным и затухал.

Но теперь у меня есть новый довод! На ЕГЭ по русскому запретили аргументы из литературы, но мы уже отстрелялись, так что все чисто.

Вот эта книжка. Тоже концовка. Тоже главный герой, дошедший до вершины жизни, но добровольно сошедший обратно на землю из-за того, что ценил свободу больше почетной должности. Его аналог тихоокеанского острова — горная дача своего друга, куда он поехал воспитывать его сына. Но этого не произошло. Тоже смерть от утопления. Но зато какая смерть!

У Гессе Кнехт добровольно вошел в воду вслед за своим учеником, чтобы завоевать его доверие и не выставить себя трусливым ментором. Он предчувствовал, что опасно сигать в ледяное озеро с таким ослабленным здоровьем, но даже осознание возможной гибели не остановило его. Ведь насколько осмысленнее оборвать жизнь, полную великих деяний и свершений, с высоко поднятой головой, презрением к страху и скованности, чем дожить до глубокой старости, зная, что однажды спасовал!

Вот как умирают сильные личности.

С концом хорошей книги у тебя тоже всегда умирает какая-то часть души, которая родилась, пока книга жила у тебя на столе. Ну если не умирает, то хотя бы превращается в розу из «Красавицы и чудовища», закрытую стеклянным колпаком.

В каждой душе вообще целый гербарий из таких роз. Милые воспоминания, старые друзья, любимые игры детства, дачи и дома бабушек… Такие розы не превращают нас в чудовищ, наоборот, с ними как-то легче жить, и когда коллекция пополняется новым цветочком, одновременно и грустно, и приятно, потому что это значит, что в одной небольшой области жизни все сделано и можно, даже нужно двигаться дальше.

Но этим летом у нас накрылась стеклянным колпаком самая большая роза, которая росла целых 11 лет.

Вместо выпускного я в час ночи шел пешком по краю Петроградки, напротив Пироговской набережной, где в поздние весенние дни так хорошо сидится, щурится на солнце и слушается такой питерский звук волн, разбивающихся о гранит.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Только вот ранней летней ночью, когда смотришь на эту идиллию с другой стороны Большой Воды, когда неуместно для такого часа и места разодет павлином и оторвался от всех своих друзей, тусящих сейчас в ресторане на Крестовском, понимаешь, что на самом деле они друг от друга оторвались не меньше твоего.

Сначала развалились твои мечты о нормальных баллах, а потом развалился и твой класс. И все это за месяц. И теперь ты выпустился, и еще два месяца не будешь никому принадлежать, кроме своего страха не поступить.

Очень не хочется помнить некоторых старых знакомых только по результатам экзаменов. Очень не хочется идти в шарагу с проходным баллом 240, рассчитывая потом перевестись в СПбГУ, потому что боязно, что можно увязнуть в этом болоте и так и прожить всю жизнь с дипломом ГАУГН или РГСУ. И очень не хочется брать академгод, потому что боязно задохнуться без новых друзей и без дедлайнов и рамок.

Зато очень хочется выбросить все справочники и конспекты по экзаменам. Очень хочется троллить друзей из Европы, которые старше тебя на год, но которым еще учиться целый двенадцатый класс. Очень хочется иметь в распоряжении целые дни для пописушек и почитушек, свободно шлифовать английский, искать работу, жить, короче! По-взрослому!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В «Игре в бисер» очень много внимания уделяется важности студенческих лет для главного героя. Там, правда, они описаны как совершенная интеллектуальная идиллия, вечное сияние чистого разума — студент может годами просиживать по библиотекам и изучать только диалекты Италии XIV века, и все будут только поощрять такую посвященность наукам. И никто там не задаст ненавистный вопрос: «Хмм, Свободные искусства и науки, значит… А это, получается, кем работать в итоге»? Никем. Под мостом бомжевать. Просто гениально спрашивать у человека, который идет в уник с особой программой, позволяющей найти свое призвание, какое у него в итоге будет призвание. Совком отдает, господа…

Но и для нас студенчество однозначно будет глотком свежего воздуха. Хотя бы потому, что к нам не будут уже относиться как к инвалидам. Прекрасно помню чудные уроки физики во втором полугодии 11 класса, когда сидят рядом четыре парня, один пишет сочинение по Блоку, второй делает конспект по Брежневу, третий решает задачки с цилиндром, а четвертый повторяет Великую Отечественную… И такая же картина на обществознании, химии, ОБЖ и французском. Но не на астрономии и алгебре. Потому что на этих уроках этих парней просто нет. И все всё понимают — у парней экзамены, их надо пожалеть и дать спокойно поготовиться сверхурочно.

А больше такого не будет. Меньше поблажек, больше ответственности, но и бесконечно больше возможностей.

Как Иозеф Кнехт шагнул перед своей смертью в озеро, чтобы не отступить и не струсить, так и нам нужно шагнуть перед жизнью в неизвестность. Ведь эта неизвестность куда шире и интереснее, чем все, что было раньше — там и своя квартира, и свой сборник новелл, и студенческие обмены, и любовь…

Нужно только не спасовать и не остаться на берегу.

© 2017 Георгий Шанд

bottom of page