Фонарный монстр
Я тащусь домой из школы. Фуф, наконец-то… Ещё вчера я тащился от своей жизни – тогда я и позавтракал как человек, а не давился чёрствым хлебом в восемь утра, и успел вальяжно побродить возле Капеллы, а не пробежать пять минут до школы по запруженному грустными школьниками переулку, и даже посмотрел забойный боевичок после всех дневных трясок… А сегодня весь день тащил на себе этот кучакилограммовый портфель (ощущение, будто там реально гранит знаний), изо всех сил пытался протестовать знаниям о ромбах, которые осаждали меня на втором уроке, даже историчку расстроил – шутки Вани показались мне интереснее Весны Народов... Да и Аксёнов мне все уши прожужжал своей любимой игрушкой – как он любит тащить в ней партии, как он вчера тащил с польскими школьниками, как плохо они тащили, как круто тащил его друг, как медленно тащилось время, когда мама его затащила за уроки… В общем, сегодня был День Великого Тащения.
И Истощения, кстати – жё не манж па си часов…
Ворча себе под очки, я завернул на Фонарный переулок. Изменил среднюю скорость камушка с обочины от нуля футов в секунду до десяти километров в час с помощью лабораторного прибора "Нога" (так, физику сегодня больше не учить), отрывисто смахнул уведомление с телефона (так, что оно могло бы перелететь на другую сторону улицы), пришпилил злобным взглядом из-под чёлки какого-то шкета (так ему - то же мне, раскаживает тут весь из себя весёлый).
Зачем мне вообще ходить в эту дурацкую школу? Что там такого хорошего? Для здоровья вредно из-за совершенно не моего времени подъёма и отвратительных стульев. Из-за попытки уравнить время работы тридцати человек что-то, кристально понятное для меня, мы повторяем две недели, а что-то, что и на пятый раз ускользает от моего понимания, проскакиваем за два урока... Да и свободного времени остаётся с гулькин нос - в лучшем случае два часа. Какой вообще смысл знать тип климата Якутска и разбор словосочетаний с точки зрения морфологии, если я прожил восемь сознательных лет без этого и не чувствовал себя ущербным?
С появлением Интернета вообще эта поверхностная эрудиция потеряла свою необходимость! Теперь, если у тебя есть 300 рублей на мобильный интернет, то все знания человечества о Якутске будут доступны тебе хоть в четыре часа утра! Когда система образования наконец-то поймёт, что уже давно не пятидесятые, и начнёт соответствовать времени? Это же просто удивительно - в нашем мире всё меняется стремительейшим образом, кроме самого главного - формирования личности и наклонностей новых людей!
Я всё продолжал накручивать себя, и в какой-то момент мне понадобился ещё один шкет, чтобы я что-нибудь не разорвал. Я поднял глаза от асфальта, чтобы найти подходящий экземпляр и увидел автобус.
Это был страшный автобус. Пыльные стёкла сразу ощерились на меня острыми, зигзагообразными краями. Шины были покрыты грязью уже в третьем колене, и их можно было хоть шашкой рубить - не сдуются. В салоне валялись камни, перья, рекламные листовки и дневник ученика пятого класса Ефремова Ивана. Отвалившиеся дворники были воткнуты в одно из сидений, из которого торчал посеревший наполнитель. Ржавые, гнутые бока автобуса покрылись за долгое время безвкусными, блёклыми граффити. На месте руля красовался пакетик из-под сока. Дверь в салон, последний оплот цивилизации в этом продуваемом всеми ветрами куске металла держалась на последней петле и даже сбросила с себя ручку, чтобы никому не вздумалось тронуть её.
Аж передёрнуло всего. Ну и страшилище... Хотя, такие есть в любом русском городе. Осколки семидесятых, когда эти жёлтые красавцы только начинали колесать по солнечным и умиротворённым улочкам Азова и Адлера, по безлюдным снежным линиям Норильска и Верхоянска, между сталинских громад и старинных особняков Москвы и Ленинграда… Тогда они были неотъемлимой частью своей родины – их ждали каждый день тысячи людей, и они беспечно ездили по своим длинным маршрутам, не осознавая своего счастья. Казалось, так могло продолжаться бесконечно… Но тут началась перестройка, революция, а потом и новое тысячелетие – жёлтые красавцы безнадёжно устарели, и их начали потихоньку выдворять… И теперь они, как неповоротливые бронтозавры, случайно забредшие в век маленьких, прытких, хищных автомобилей, стоят так по тем же Адлерам да Норильскам и берут на себя всю их многомиллионную грязь. Незавидная, конечно, участь, но если не можешь приспособиться к новому времени – добро пожаловать на обочину. Наверняка теперь смотрят грустными стёклами на те дороги, которые они знают двадцать лет знали наизусть и потихоньку вздыхают кожаными чехлами на сидениях, когда ветерок задует в салон.
Хотя, какие вздыхания. Это же железяки - им что ехать, что стоять, что годиться, что пылиться - всё побоку. А мне вот нет...
Поскольку шкетов в поле зрения не оказалась, пришлось перейти к следующей стадии печальки - саможалению. Эх, сейчас приду домой, а там никого нет - пустота, даже пельмешек никто не приготовит... С корнями сегодня нужно разобраться. Что там нужно выносить из-под знака корня, что нужно туда заносить, почему так трудно не выносить восьмиклассникам мозг... Потом буду сочинение про техногенную катастрофу писать. Это же самая скучная вещь для изучения - техногенные катастрофы! Да рядом с ними свойства прямоугольных треугольников превращаются в два "Аватара" вместе взятых! Насколько же проще и интереснее жизнь у взрослых - никаких обязательств, надзирателей, глупых правил...
Я решил всё-таки в последний раз оглянуться на Фонарного монстра. Мало, под рассказ потом пойдёт - штучка ведь колоритная. Я снова оторвал глаза от асфальта, оглянулся и увидел человека.
Да, человека. Ведь призрак всё-таки был не бесчувственной железякой - где-то в глубине мотора, или под водительским сиденьем билось живое сердце. Автобус будто открылся мне - я просто увидел его насквозь. На меня реками полились его откровения. Сколько литров пива было пролито на его сиденья очень гордыми, но очень пьяными гражданами Советского Союза, сколько банок берёзового сока были беспечно закинуты под сидения очень послушными, но очень безразличными и нетактичными пионерами Советского Союза... Сколько месяцев он ездил по своим однообразным и тысячу раз опретившим маршрутам весь в грязи и пыли, потому что был просто одним из миллиона безликих трудяг и никто не удосуживался ухаживать за ним - пока едет, может и грязным побыть... Как часто в его тонкие, почти жестяные (стандарт 1976 года) бока болезненно врезались мощные, металлические кузовы машин (реальность 2006 года) из-за неумения водить или внезаконных отвлечений во время езды с обоих сторон...
Бесчётное количество раз он мечтал об отставке - стоять себе на уютном, старом складе, вспоминать свои рейсы с хорошими друзьями, сплетничать о самых необычных пассажиров. Но теперь он стот тут, как пугало, на всеми забытом переулке и грезит вернуться хоть в самый мерзкий, самый измождающий и скучный рейс, хоть раз снова стать относительно чистым, аккуратно вобрать в себя разношёрстных пассажиров и покатить по дорогам, по белым дорогам, разминая старые бока и вслушиваясь в шуршащую болтовню и жужжащие звуки города... Но сейчас он стоит здесь и проклинает беспечного себя, молодого и зелёного, который даже не представлял о том, что каждый момент по-своему прекрасен. В конце своей депрессивной тирады Фонарный монстр тяжко вздохнул и посмотрел на меня с некоторой презренкой во взгляде и спросил: "А у тебя какие проблемы? Портфельчик тяжёлый"?
Я с трудом вынырнул из потока его речи и посмотрел вокруг. На другой стороне улицы шла женщина, которая тридцать лет ходила на ненавистную работу, чтобы сделать людьми двух своих ненаглядных детей, которые сейчас избегают её, потому что она "всё время лезла в их жизнь". Но она всё-равно не сдалась, нашла работу в детском доме, и теперь каждый день видит счастливые маленькие лица и помогает беззащитным цветкам жизни, о чём мечтала всю свою жизнь.
Навстречу мне шёл подтянутый молодой человек, который утром впервые в жизни перевёл бабушку через дорогу и опоздал из-за этого на работу на два часа - такой у нас пробочный город. Его уволили, из-за этого от него ушла жена, бросили все друзья и родители перестали его уважать. Он три дня лежал на полу в позе эмбриона, а потом пошёл бросаться со здания. Но с самой верхотуры он вдруг услышал из одного окна "La chante mi cantare" - песню своего детства, под которую он всё время прокручивал у себя в голове своё радостное будущее. Оросив улицу слезами счастья с тридцатого этажа, он спустился и пошёл в любимый город, впервые начав жить по-настоящему, ничего не боясь и ничего не ненавидя.
Мимо с небольшим запозданием прошёл шкет. Я уж было хотел слить на него всю свою грусть злобным взглядом, чтобы дальше пойти весёлым, но потом увидел, что он идёт из школы, где одноклассники чмарят его каждый день домой, где его будут чмарить пьяный папа с обкуренной мамой и старший брат-неудачник. Так что я улыбнулся ему, попытавшись вложить в эту растяжку весь возможный оптимизм. Он приостановился, и слегка улыбнулся в ответ. Я уж было хотел стать его лучшим другом до конца дней, но подумал, что ещё стоит подождать.
Кстати, школа не такая уж и жуткая - там я каждый день смеюсь и бегаю с однаками, не завишу от денег - могу писать когда хочу и что хочу, всё время узнаю что-то новое и порой безумно интересное, часто попадаю в какие-то колоритные и удивительные ситуации, наполняющие мою жизнь красотой и интересом... Может быть, у меня даже классная жизнь?
Я снова оглянулся на призрака - и он будто утвердительно и слегка по-отечески покачал головой. Я улыбнулся ему и пошёл вперёд, в светлое будущее. Или к набережной Мойки, если быть точнее.