Зоопарк
03:48
Я лечу по тихому двору. Двор длинный, двор узкий. Два дома стена к стене, жёлтый и розовый. Есть какая-то удушающая бедность в этих грязных окнах с мумиями мух между рам, в этой старой Ладе со спущенными колесами, в этой выкорчеванной брусчатке… Хотя нашему брату, в общем-то, без разницы.
В голове ещё стоят недавние слова Бзиночки. Она хвасталась тем, как напилась прошлой ночью где-то на Лиговском. Так красочно описывала, гадина. А как Бзэкил её заворожённо слушал… Вспоминать противно.
Я всматриваюсь в окна первого жёлтого этажа - все закрытые. Ну ей Богу, начало июня, теплынь такая, что вы как нелюди?
Переключаюсь на второй этаж. Тут тоже засада. Пара окон открыты, да в комнатах вроде никого нет. А лезть в квартиру наобум, не зная, есть ли там добыча, не в моём стиле. Вот только не говорите мне, что я опять вылетела нап-
Ну вот оно, родимое! Третий этаж. Форточка настежь, из глубины сопение. Что ж, начинаем…
Я осторожно влетаю в комнату. Прямо перед окном стоит стол. Он весь завален листочками, учебниками, пособиями, канцелярскими принадлежностями, капсулами для кофемашины... На всех обложках слово «Математика», на всех бумагах – цифры, буквы и линии. Ну что ж, вечером науки пили твою кровь, а ночью дай мне, дорогуша… Фумигатора в комнате нет. Думает, наверное, что не сезон ещё. Опрометчиво.
Я медленно подлетаю к кровати. На подушке все так же сопят. Мальчик. Рыжеволосый. В его правой руке телефон с потухшим экраном. Даже футболку не снял, растяпа… На полу неподалеку лежит раскрытая тетрадка. В ней тоже что-то очень математическое. Загрузил себя сначала, а потом и вырубился, бедняжка...
Я мягко сажусь к нему на локоть. Скоро яйца откладывать, крови нужно много… Вонзаю хоботок. Медленно всасываю кровь. Ещё немного, и-и-и-и… Всё. Вот я покажу этой Бзиночке…
Уже по пути домой мне как-то жалко стало мальчика. Не должен всё-таки такой молодой так поздно так учиться. Лицо даже во сне наполовину злое, а на вторую уставшее. Наверняка весь день мучился. У комаров в жизни всё просто - либо прихлопнут, либо нет. Сто дней и на тот свет, и никакой математики. Рай.
Спокойной оставшейся, рыжик!
08:11
Я развалилась на синем седане. Металл подо мной тёплый, солнце его уже два часа грело. Сейчас оно греет меня. Это приятно.
Желудок впервые за пару дней по-настоящему полон – ночью пировали всем двором за счёт одной сердобольной старушки. Приоткрываю один глаз. Тихо урчу. Вот он, кошачий рай – тепло снизу, тепло сверху и тепло посередине.
Открывается с пиканьем и закрывается с хлопком дверь седьмого подъезда. Нет, я всё-таки на земле… Приоткрываю второй глаз. Что ж, теперь во дворе два солнца. Нашему брату только лучше.
Новое солнце, рыжее, присело на ограду нашего недосадика в паре метров от моей металлической лежанки. На вид молодой, но не настолько, чтобы быть весёлым в восемь утра. Парадная форма. За спиной рюкзак. Очень тонкий.
Парень весь какой-то... Нервный. Прошерстил карманы и рюкзак, удостоверился, что все на месте. С самого дна рюкзака Солнце достал какой-то маленький листик. Почитал, напряжённо шевеля губами в такт и щурясь. Потом посидел немного, крутя листок в пальцах, занёс уже было его над мусоркой около себя, но потом пробурчал “Да к дьяволу, мне пятёрка нужна” и переложил бумажку в нижний карман пиджака.
После инспекции и непростого решения Солнце запустил пальцы в волосы – тоже, видать, погреться захотелось. Упёрся минуты на две в асфальт. Потом полез в телефон, долго тыкал пальцами по экрану. Впервые вижу молодого, сидящего в телефоне без улыбки…
Закончив наконец свою бурную деятельность, Солнце посмотрел на меня. Взглядок-то не по годам… Резко букнул, состроил страшную рожу, взметнул руки. Какого… Это он что, припугнуть меня попытался? Я только фыркаю в усы. Дешёвый блеф...
В ответ на мой игнор Солнце моргает, поднимает брови. Слегка кашляет, поправляет чёлку. Глядит теперь виновато. Хороший всё-таки человек. Только день явно непростой.
Я приподнимаюсь, потягиваюсь, спрыгиваю с седана и медленно ухожу в тень, к третьему подъезду. Некогда мне тут больше с вами разлёживаться – надо растолкать Мяусю и догрызть косточки в дворовой миске. Последнее, что слышу от Солнца – приятную мелодию телефонного звонка, потом отрывистое «Алло». Но уже следующее слово намного мягче. Позвонил кто-то приятный. Дальше что-то непонятное. То ли «светится», то ли «встретиться»… «Подбегу через пять минут, жди у самых дверей». Быстрые шаги. Да и пусть там себе светятся на здоровье. Не моё дело.
11:26
О, окно! Каеф. Надо бы залететь, вдруг там тёмное яблоко, жестянка с Маутин Дью или немного мёда! Я бы сейчас от перекуса не отказался. Так, форточка открыта, только немного обогнуть занавеску, и...
Вот облом. Просто куча ботанов с листочками, ручками и линейками. Вот же несправедливая штука эта ваша мушья жизнь, никакой пищи, только дети! Странные, кстати. Щи такие напыщенные, умные, никаких телефонов не видно, тишина мёртвая… Учителей в классе целых двое, причём не похоже, чтобы они чему-то особо учили; куда только катятся педфаки в этой стране... На дверях написаны три буквы, “ППЭ” (пункт приёма экзамена - прим. автора). Что это вообще значит? Преисполненное пессимизмом эканье? Панически пугающая экзекуция? Последнее вроде подходит...
Подлетаю поближе к одному парню, стильному такому, в бомбере, конверсах, с бритым виском. Два листа бумаги у него пустые, зато третий под завязку забит печатными чернилами. Ба, математика! Скорее валим...
Эй, форточка же была прямо здесь! Какого… Ну ведь прямо здесь была, Повелителем клянусь! Засада… И что, придётся теперь остаться на этой лузерском собрании?.. Шикарно…
Ну ладно, делать нечего, полетаем кругами, хоть побесим немного ботанов… Понять не могу, как, кстати, Висок не смог сделать 11-е задание, с геометрической прогрессией?! Так сложно просто посмотреть повнимательнее на печатный лист, найти там нужную формулу и заработать законный балл? То есть в нашем мире блохи умеют танцевать, а люди даже читать не могут? Да они так скоро Маунтин Дью делать разучатся, самому что ли в гимназию какую-нибудь устроиться…
Насчёт гимназий, кстати - одного вот из Второй Санкт-Петербургской сразу видно. Специального шеврона с эмблемой учебного заведения на пиджаке нет, бунтарь, наверное, но нашивка и не нужна - кто еще явится на экзамен в лакированных туфлях, в белой рубашке, да еще и с галстуком? Только эти ребятки с Казанской. Говорят, образование там безупречное, на всех экзаменах казанники только расслабляются, но этот прямо ломает все стереотипы - нервный, дерганный, зыркает на учителей и других детей, стены и потолок зачем-то чекает, рукой куда-то лезет… Здравствуйте пожалуйста, да старый шалун пытается шпору достать! Тю-ю, вот вам и хвалёное гимназические образование!
Ну парень явно тронулся, шпаргалку на такое мероприятие нести… Дорогой мой, два учителя и две камеры тут не просто для гармоничности интерьера стоят!.. Хотя если у него получится, он станет героем среди своих, и даже среди чужих, его можно понять...
Подлетаю немного ближе к гимназисту - рыжий, конопатый, с пухлыми щеками и красными глазами, галстук завязан неумело, на брюках подвороты… Печальное зрелище. Но зато какой мастер скатывания! Как только достал шпору, всю нервозность как рукой сняло - сидит совершенно непринужденно, шпору перекидывает с места на место, органично вписывая это в обычные действия прилежного экзаменуемого. Подворотник щёлкает 17 задание, потом 4, 16, и даже 21… После 21 в глазах парня появляется какая-то… пристыженность, что ли. Второй раз в жизни такое вижу. Взгляд будто уходит внутрь, перед глазами проносятся, наверное, лица учителей по математике, их слова поддержки и веры в него, недели упорной подготовки, обещания родителям…
Экран рефлексии сворачивается, глаза становятся немного мужественнее и твёрже. Подворотник сморщивает вверх левый рукав, якобы смотря на часы, а на самом деле ловко подхватывает шпору, выпавшую из рукава, прячет в ладони, а потом незаметно спускает её в нижний карман пиджака. Итан Хант собственной персоной, только вот бицепсы потоньше… Правильный выбор, парень. Благородно и неоправданно. Не каждый так может.
О, а вот и моя форточка! Воистину каеф!
15:34
Ах, лето, лето… Обожаю лето. Тепло, светло, как-то просторно и благостно. И почему только Пётр I не построил свой град с выходом в другое, Чёрное море, целый год было бы так...
Мы летим над центром города. Чёрт! Уже три тридцать! а так с утра ничем поживиться и не удалось… Взлетели мы в Александровском саду, заглянули на юг, в Исаакиевский сквер, в Юсуповский сад, потом пошли на восток, тыкнулись в Аничков Дворец, на площадь Искусств, в Михайловский сад - ноль. Ну хоть плачь. Подводишь, Град Петров!
На Марсовом поле народу, как обычно, полно, так хоть бы у одного гражданина батон блеснул… Салютуем курлыканием Вечному Огню, нарезаем еще кружок и уже хотим лететь дальше, на северо-запад, на Елагин, но Пал Саныч вдруг говорит, что так мол и так, товарищи, вон общепит подъехал. И правда - с края поля показались два школьника. Один с ярко-рыжими волосами, ну вылитый огонёк, другой патлатый почти до неприличия. Ну что же, дело старое, начинаем операцию “Курльцо”...
Вся стая разбивается на отряды и заходит на свои позиции - кто садится за скамейками, кто на ближайшей крыше, кто просто на траву; когда школьники тоже уселись, к ним подлетает Велен Петрович, профессиональный зазывака, и начинает заискивающе урчать. Персона, конечно, неприятная, но вот голосок…
Петрович не подвёл - Огонёк бросил на землю первый кусочек батона. Эта кроха мягкого, вздутого и свежего теста просто свела с ума всю стаю, все наплевали на приказания лидера, Леонида Ильича, идти в порядке по номерам отрядов, и всем скопом ринулись на общепит. Леонид Ильич повозмущался немного, а потом и сам ринулся в гущу событий. Начали трапезу в обстановке свалки, контрреволюция сплошная... Я сначала тоже маниакально питался, но быстро наелся, и начал прислушиваться к разговору школяров.
Сначала говорил только Патлатый - Огонёк в основном потягивал какую-то газировку из большой бутылки, трескал маленькие цветные конфетки (вечно забываю их название, американское какое-то) и кивал. Он почти сразу стянул с себя галстук, расстегнул две пуговицы на рубашке, засунул пиджак в рюкзак и снял очки - ну прямо в полный дзен парень вошёл. Патлатый заливал про какие-то задания, сверял какие-то ответы с другом, рассказывал про планы на лето, потом затянул длинную песнь то ли про Дату, то ли про Дуту, я не расслышал...
Вдруг Огонёк прервал поток мыслей друга, посмотрел на него задумчиво и предложил загадать желание. Патлатый сначала рассмеялся, но, не встретив ответного смеха, согласился. Огонек сказал “Да получим мы за математику пять, да поступим на лучший в стране факультет, да будут учителя и родители наши благосклонными и понимающими, а новые девочки в десятом классе - красивыми и остроумными”, подкинул конфету в воздух, ловко поймал ртом и прилёг на землю. Патлатик сказал “Аминь”, попытался сделать то же самое, но у него не получилось. Тогда он просто повторил “Аминь”, и друзья дали друг другу пять.
Пару голубиных стычек спустя Огонёк заметил, как странно им будет сегодня по возвращении домой - целое поле битвы в комнате с телами линеек, пособий, тетрадок, учебников… “Они ведь сейчас ничего не стоят, мы уже прошли то, чем нас пугали весь год! Прошли, братан, понимаешь”? Патлатый понимал. Друзья помолчали. Покидали нам еще хлеба.
Огонёк закинул руки за голову и начал легонько насвистывать. Патлатый открыл свои чипсы и наставительно сказал другу, что денег у него, свистуна такого, не будет. “Да всё у меня будет, не переживай ты так, Данёк”, ответил Огонёк, а через минуту добавил - “Забавно, кстати, ни в одну примету не верю, кроме этой - ведь если будешь постоянно свистеть, всем надоешь, и никто тебе денег не одолжит”! Патлатый посмеялся и добавил: “Ну, мне-то ты, Игорь, не надоешь”... Помолчали. Им было неловко. Но приятно. Мужчины...
Данёк снова сунулся было в пакет, но доставать было уже нечего. Он кинул его Игорю, тот сел и вытряс около себя последние крохи. Потом задумчиво смотрел на нас, улыбаясь и прищурив глаза от солнечного света, а когда последний питательный элемент исчез в наших зобах, раскинул руки в резком размашистом жесте, как та статуя в Бразилии; вся наша братия подорвалась в воздух, словно стайка тополиного пуха, и, шумно хлопая крыльями, величественно взмыла в чистое синее небо, быстро уменьшая высотой своего полёта Исаакиевский, Спас-на-Крови, Петропавловку, Дом Зингера...
Мы большие никогда не видели ни Огонька, ни Патлатого, и не знаем, на что они написали ту математику и куда поступили. Много утекло воды, нас осталось уже мало - с кем случились кошки или мальчишки, кто перелетел через границу, кто просто угас от старости. Но те из нас, кто еще летает над улицами Петербурга - Алексей Владимирович, я, Пал Саныч, братья Карпатские - до сих пор живо помнят двух школьников на Марсовом поле 6 июня 2017 года, их тихую спокойную радость, взъерошенные лёгим тёплым ветром волосы и красивую фразу Огонька - “Когда за лето приходится бороться, оно становится намного слаще”...